Поездка в Трансильванию - Страница 48

– Он, безусловно, существовал, – ответил Панчулеску, – и был не самым лучшим представителем человечества. Но все остальное уже на совести авторов, придумывающих о нем всякие вымыслы.

– То, что он любил обедать в окружении своих жертв, посаженных на кол, тоже вымысел? – спросил Тромбетти. – Ведь есть независимые источники, подтверждающие подобные варварские действия вашего князя.

– Тогда так было принято, – мрачно сказал Панчулеску. – Не забывайте, что это был расцвет Средневековья. В просвещенной Европе женщин обвиняли в колдовстве, а еретиков сжигали тысячами. В России через 100 лет после этого правил царь Иван Грозный, тоже не очень церемонившийся со своими врагами.

– Так можно оправдать любые преступления, – недовольно проговорил Уислер. – Все равно, пусть нам покажут эту комнату Дракулы.

– Идите, господа, – махнул рукой Панчулеску, – я подожду вас здесь, немного подышу свежим воздухом.

– Я тоже не пойду, – сказал Теодореску, посмотрев на часы. – Господин Иеремия Мусчеляну покажет вам монастрь и расскажет о его истории.

В этот момент зазвонил телефон Дронго. Он достал аппарат. Потом эксперт часто будет спрашивать себя, было ли это случайностью, или все так и должно было произойти. Он сразу узнал голос комиссара.

– Внутри монастыря телефон ловит плохо, – предупредил Иеремия, направляясь к монастырю. Дронго отошел в сторону, пропуская остальных. Сиди Какуб улыбнулся ему, проходя мимо, Тромбетти подмигнул, Катиба строго поджала губы. Блеснула заколка Лесии Штефанеску, и группа скрылась в стенах монастыря.

– Добрый вечер, – говорил в трубке комиссар Брюлей. – Слышал, ты наделал много шума на вашей пресс-конференции.

– Нет. Я всего лишь ответил на несколько вопросов, – усмехнулся Дронго.

– Значит, ты не видел сегодняшних репортажей. Там везде передают твой портрет и твои слова. Я специально попросил перевести мне твое интервью.

– Какое интервью? Я не давал никакого интервью, – разозлился Дронго.

– Сейчас я тебе почитаю. Твое интервью ведущей оппозиционной газете, которое ты дал журналисту Мирону Рессу.

– Я ему ничего не говорил; наоборот, прогнал его из номера!

– Здесь написано твое мнение о революции восемьдесят девятого года. Ты считаешь несправедливым приговор, вынесенный Чаушеску и его супруге, критикуешь суд, который продолжался несколько часов. Говоришь, что в демократическом обществе нельзя лишать права обвиняемого на апелляцию и тщательное рассмотрение вопроса. Тем более нельзя одновременно расстреливать супругов, считая их вину доказанной в течение столь короткого времени…

– Вот сукин сын! – уже беззлобно произнес Дронго. – Об этом мы говорили не для интервью. Он просто использовал меня.

– Вы не идете в монастырь? – повернулся к эксперту Теодореску.

– Я сейчас подойду, – ответил Дронго, прикрывая телефон. – Что там дальше? – спросил он у комиссара.

– Еще он написал о том, что ты не хочешь взрывать ситуацию в Румынии, но согласен с тем, что глава государства Траян Басэску не может нормально управлять страной.

– Ничего подобного, я ни слова не сказал об их президенте! Это он назвал его никчемным.

– Здесь так и написано. Он задает тебе вопрос и называет главу государства никчемным, но ты не возражаешь против этого. Разве не так?

– Я подам на него в суд, – чертыхнулся Дронго. – Жаль, что не знаю румынских ругательств. Хотя этот мерзавец неплохо говорит и по-английски. Вернусь в Яссы и набью ему морду.

– И насчет убийства госпожи Лунгул, – безжалостно продолжал Брюлей. – Ты заявил, что не веришь в виновность Брынкуша и Паллади, считая, что следствие по их делу проходит предвзято и необъективно. Сейчас сообщили, что господин Брынкуш освобожден и это произошло благодаря твоему интервью.

– Спасибо, что сообщили, – упавшим голосом произнес Дронго. – Если бы я знал, что он меня так подставит, я бы спустил его с лестницы. Представляю, что подумают обо мне другие участники конференции. Приехал какой-то иностранный придурок и вмешивается во внутренние дела румын…

– Я позвонил, чтобы предупредить тебя, – сказал комиссар. – Но это не самое главное. Нашли профессора Тальвара. Оказывается, он ушел со своими студентами в горы и вернулся только сегодня днем. Сам понимаешь, что в горах его мобильный не работал. Никаких писем он не получал. И заранее сообщил, что не сможет приехать на конференцию.

– Он разговаривал с Гордоном?

– Я сразу спросил у него про Гордона. Американец звонил ему несколько дней назад и спрашивал насчет приезда в Румынию. Тальвар сказал ему, что не приедет в Бухарест и уже официально послал свой отказ.

– Значит, Гордон заранее знал, что Тальвар не приедет. Зачем тогда он разыграл всю эту комедию с исчезновением своего французского коллеги?

– Вот именно, комедию. Он знал, что Тальвар, страстный альпинист, уходит со своими студентами в горы.

– Выходит, он сознательно ввел нас в заблуждение?

– Верно. У него был какой-то другой план. Теперь последнее. Кроме Вундерлиха, никто больше не получал никаких писем с угрозами.

– Уислер получал, – сказал Дронго, – мы с ним говорили об этом. Но он решил, что это всего лишь шутка его друзей. Но самое интересное, что Гордон не сообщил ему о своем письме.

– Вот видишь, – пробормотал комиссар, – он что-то скрывает. Непонятная двойная игра. Ты не заметил ничего странного в его поведении?

– Заметил. Он очень торопится в Орадя, куда мы должны прибыть сегодня вечером. Все время уточняет, когда мы там будем, нервничает, боится опоздать, волнуется…